Сад Памяти в деревне Соловьи Кировской области

Котельничский район Кировской области в Википедии Создатель Сада Памяти Николай Григорьевич Шахтарин родился 15 апреля 1915 года в деревне Соловьи Коромысловского сельского совета в зажиточной семье. Окончил 7 классов, служил в армии на острове Хасан. С первых дней Великой Отечественной войны он ушёл с односельчанами на передовую. Был связистом 12-ой бригады морской пехоты Северного флота. Был трижды ранен. Третье ранение в голову получил при взрыве на катере, после чего лишился зрения. За участие в войне фронтовик награждён орденом Великой Отечественной войны II степени «За отвагу». После окончания войны Николай Григорьевич вернулся в родную деревню Соловьи Котельничского района Кировской области. В 1947 году женился на Александре Тимофеевне Колотовой. Спустя некоторое время у них родились дети – сын Вася и дочь Ирина. Работать официально уже не мог, но искал себе занятие по душе. Стал помогать отцу возить молоко в город Котельнич на молокозавод. История возникновения Из рассказа дочери Ирины Николаевны стало известно, что однажды отец вёз телегу с бидонами по деревенской дороге, и колесо застряло в выбоине. Этот случай подтолкнул его к решению вырыть на этом месте пруд. Идея возникла случайно, но захватила Николая Григорьевича. Вскоре начал её реализовывать. В сельсовете в помощи отказали, поэтому приступил к работе в одиночку. Несколько раз выделяли бульдозер, чтобы построить дамбу. Пруд строился долгих семь лет. Когда пруд был готов, задумал старый солдат посадить вокруг него сад, чтобы шелест деревьев напоминал о тех, кто не вернулся с войны. Он стал закупать саженцы отовсюду, даже выписывал их с Дальнего Востока. Аллея вдоль пруда стала медленно расти. Каждое дерево носило табличку, как воин носит на груди медаль, а некоторые даже имели фотографию. Начальные слова на табличках повторялись: «Пусть растёт в честь…». Около 600 деревьев 26 пород посадил трудолюбивый слепой солдат. Первые деревья носили имена трёх братьев Токаевых – Сергея, Алексея и Николая, его друзей детства не вернувшихся с войны. Затем Николай Григорьевич созвал в свой сад живых фронтовиков, потом просто хороших людей, помогавших ему. Далее в центре сада была вырыта землянка, крытая досками, с фигурами людей, которых обмундировала дочь Ирина в солдатскую форму, и бочкой печкой внутри. Неподалёку от землянки появилось ещё одно сооружение – колодец с рисунком катера. На берегу пруда участником войны был сооружён 3-х метровый памятник-карандаш. Стихотворные строки на нём призывали людей хранить мир на земле. Будучи слепым, солдат 25 лет жизни посвятил саду Памяти. Он до последнего дня встречался с учащимися разных школ, проводил экскурсии по саду, рассказывал о войне и своём музее под открытым небом, о людях, которым посвятил сад. Около 80 имён носили деревья при жизни Николая Григорьевича. В 1994 году табличек осталось уже 66, в настоящее время – 21. Вместе с ними уходят из памяти людской имена тех, в честь кого были посажены и росли замечательные деревья. Гражданский подвиг солдата Сад Памяти можно назвать лучшим памятником района, олицетворяющим образ настоящего гражданина и патриота, а жизнь Н. Г. Шахтарина - гражданским подвигом. Даже когда перед ним вставал вопрос о том, куда тратить деньги – на лечение или на осуществление своего замысла – он всегда выбирал сад. Не требовал за этот труд наград, потому что в создании живого памятника виделся ему смысл жизни. Николаю Григорьевичу Шахтарину Источники информации Сочинение "Сад Памяти Николая Григорьевича Шахтарина" Владимир Булычев. Деревья с собственным именем. Летописец страницы Смирнова Екатерина СОЛДАТ, ВИДЯЩИЙ МИР ГЛАЗАМИ ПОГИБШИХ ДРУЗЕЙ. Есть в Российской глубинке деревня, Имя носит она красивое: «Соловьи» её кличут издревле, Район Котельнический, область Кировская. Ни одну деревеньку в стране моей Стороной не прошёл сорок первый год – В бой шагнули из них миллионы людей: На защиту Земли родной встал народ! Вот и из Соловьёв мужики на фронт, Все, кто мог встать в строй, не задумываясь… И не трель соловья – грозных взрывов гром Услыхать им пришлось, не прислушиваясь. Вот и Колька Шахтарин, хоть один рос в семье, С первых дней, вместе с односельчанами На передний край по той страшной войне… Парень он был всегда отчаянный. Сразу он в морскую пехоту попал – Лихо на бок берет, сердце тельник рвёт, А для фрицев он «чёрным дьяволом» стал: Так морпехов звал в страхе фашистский сброд. Смело он воевал, не боялся врага, Но под Мурманском как-то в атаке Получил он раненье, но чёрту рога Колька наш обломал – выжил таки. Снова в бой он пошёл за свои Соловьи, В страхе немцы пред ним трепетали… Пули-дуры, и вот, во второй раз они Всё ж Шахтарина Колю достали. Но морская душа не торопится в рай, И в санбате не слышен крик чаек, Эй, старуха с косой, ты пока отдыхай – Враг девчат Соловьёвских печалит. И с удвоенной яростью бьёт автомат, Но… война есть война, горько всё же… Третье в голову получил наш солдат, Жив – остался, но видеть – не сможет. Он с победой вернулся к себе в Соловьи, «Здравствуй, Мама, Отец… Да не плачьте вы! Я ж живой, ну задело чуть, ну что ж вы, мои…» Эх, война – сущность подло-палачья. Но ждала впереди пострашнее весть: «Коля… братьев Токаевых нету… Всем троим твоим другам не óбнять невест… Прокатилась слеза по берету. «Колька, Лёха, Серёга, да как же вы!..» Горло сжало стальною дланью. «Кто ещё?» «Братаны,– Шалагиновы… В сорок первом… И Пашу, и Ваню. «А Ванюха? Сметанин?» «В сорок втором…» «Все друзья, Коль, погибли твои! Но не просто – за Родину! За Отчий дом! За родные свои Соловьи!» Больно друга терять – в сердце горе-печаль. А троих?! Три могилы, три гроба… Двух двоюродных братьев, соседей, сельчан… После этого выдюжь попробуй. Стиснул зубы солдат: «Эх, уйти б за село, Дать бы волю слезам в одиночестве! Но хоть знаешь, казалось, любой бугорок, А слепой… Лишь в подушку… И молча… Время шло. Оно – лекарь: притýпилась боль, Но друзей помнил ежеминутно. Голоса слышал их, «видел» перед собой, Засыпал зачастую под утро. 55-й! Весна! Гром салютов гремит! Ветеранов славит народ! Десять лет уж над Миром мир стоит, Десять лет никаких нет невзгод. По заслуге почести все приняв, Николай наш вернулся к дому. На скамейку присев и, чуть радость уняв, Стал он думать давнишнюю думу. «Не Господь я, друзья, воскресить не смогу, Только будете всё ж вы со мной! Я вернулся живым, знать у вас я в долгу! Знать должны снова встать вы в строй!» «Привези три ростка – попросил он отца – Тополиные черенки. Возле дома, но только сажать буду сам. Пусть не вижу, но две ж руки. Подготовил он лунки, лопату взяв: Тополёк. Тополёк. Тополёк. «Вот и снова со мной вы, мои друзья, Алексей, Николай, Серёга». На каждый – табличку с именем друга, Ствол тронул рукой – «Молодцы!» Такая же крепкость, мощь и упругость – Одно слово – кузнецы! Потом он ещё посадил два древа – «Привет, Шалагиновы братья, Скорей подрастайте на радость морпеха, Чтоб мог бы и вас обнять я! Клён молодой рядом с вами стоит. Узнали? – Ванятка Сметанин. Такой же он стройный остался. Шумит Узорчатыми листками. Так úзо дня в день, то росток, то три Вставали у дома Шахтариных, Те, кто не вернулся в свои Соловьи, Руками, что видят, взрождаемы. И не был забыт им никто из сельчан – Чем память солдата измерить? Сад Памяти встал вокруг озера там… С войны Соловьи не пришлось им встречать. А было их – семьдесят девять! Почти каждый день приходили туда Их матери, вдовы, дети… И… будто бы как до войны, как тогда: Кто с сыном, кто с мужем, кто с тятей… Землянку там вырыл старый солдат, Сидит у печурки походной, Невидящий взор земляной накат Не сдержит – вокруг столько рóдных! Беседовал с ними он вечерами, На ощупь по имени каждого знал, Своими невидящими глазами Он видел весь мир с тем, кого вспоминал. Не знаю, что дались мне те Соловьи, И жив ли ещё тот Шахтарин? Бернеса принял журавлиный клин). А он, может быть, как из них один, Давно живёт в Саду Памяти. 16 апреля 2005 года